«Москва – Петушки» и другие произведения - Венедикт Васильевич Ерофеев

с мыслью: падает или повышается влажность на пляжах Апшерона?

О непитии с 11/VI. «Земля – колыбель человечества, но нельзя же вечно водку пить».

«Из всех искусств для нас важнейшим является воздержание». «Александр Македонский тоже был великим полководцем, но зачем же постоянно водку глушить».

Муравиоффе. Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Веня.

Зимой «Немецкая волна»: две парадоксальные книги: «Москва – Петушки» и книга Зиновьева «Зияющие высоты» – их авторов и на пушечный выстрел не подпустили бы к Союзу писателей.

Стыд – совесть – честь. У меня, например, так много стыда, что совести уже поменьше, а чести так уж почти и совсем нет.

Первые дни лета и августа. Толки с Запада о браке одноглазого и плюгавого, с редкими волосиками Сергея Каузова, служащего нашей судоходной компании Совфрахт. Невеста – Христина Онассис. «Ее приданое – несколько островов и 500 млн». Его – русская душа и 15-летний партийный стаж.

Это оттеснило на 2-е место домыслы об обмене кого-то на Щаранского.

«Я ценю вас за фрунт», говорили в старой гвардии. Вот. Фрунта я намертво лишен.

Хочется быть чем-нибудь совершенно бесполезным, пятым колесом в телеге, пятой ножкой у собачки, припаркой мертвому и пр.

Сплю по ночам без сновидений, а днем живу без больших печалей.

1979

1 января. Продолжение со вчерашними.

2–3 января. Смерть и воскресение понемногу. Рекорд мизантропии и рекордное количество блевотины.

4–5 января. Ожил, и слишком ожил. Гостей, Бог миловал, никаких, мелочь не в счет. Стучу и стучу на машинке.

6 января. Договор с Р. У Р. Ночь перед Рождеством. И все. Я тоже. Милый и пр. Продолжение любви. 2 салюта и 2 махоньких коньячка.

7 января. С утра – домой. Продолжение бесчинств.

8 января. Вино. Вдвоем в гостях у Грабарей.

9 января. Каплан и Зоя. Боря С. Продолжение.

10 января. После подкрепления – звонок Ю. Р. Вчетвером в Б. зале конс.: Р. и Седак., Лазарев. Очень мило по оттаявшему снегу. Успен. в метро. А у нас – Марголина.

11–12 января. Это уже хуже. Лев Кобяк, водка, водка, оздоровление и не туда и не совсем, тоска по Р.

13 января. Тим., Сор. Обещаю Лодыгиной – не иду, за невозможностью. Прелестный Новый старый год. С салютом (и немыслимым).

14 января. Немыслимое продолжается. У Лодыгиной после звонок Ю. Р. Когда к Р.?

15 января – Наплыв: Авдиев, Цедр., Клеп., Архип., чета евреев, Петляев. Моксяков и Северянин. Все-таки как пьян.

16 января. А нынче не так. Сидя и относительно трезво принимаю О. Седак. и Гринбергов.

17 января. Умер.

18 января. Восстаю полегоньку. Оба дня спасительное безгостие. К Р.?

20–22 – Памятный выезд в Пущино. У Риммы Ник., у Люды. Булгачата.

Зима 1979/1980 гг

Итак, я остаюсь верен своей исторической надежде.

Чувствую с утра недостаток ядерного потенциала.

Если б меня спросили: как ты вообще относишься к жизни, я примерно ответил бы: нерадиво.

10 ноября. День милиции. Если кто-то кое-где у нас порой Честно жить не хочет, значит с ними нам вести незримый бой, так назначено судьбой, у нас с тобой Служба дни и ночи.

Русское народное. Моя милиция меня бережет, сперва посадит, потом стережет.

9 ноября. Решено соорудить снежную бабу-статую юбилейной Пахмутовой, с приклеенным орденом Ленина, вырезанным из газет.

А че это меня на север все тянет, может, я когда ни то птичкой был?

бесполезное ископаемое, вот кто я

31 декабря – Уничтожен и неподвижен. Пласт неподымающийся. К вечеру – предчувствие дурацкого пения моих демонов. Встреча нового года, я в постели и не могу даже чокн. шампанским.

1 января – Самый поражающий из дней. Начало треклятого пения в стене. Срочно водки. Не помогает. Мышки и лягушата. Срочно вызван Марк Фр〈ейдкин〉, для дежурства. Всю ночь приемник, чтобы заглушить застенное пение. Из метели – физия в окне. Люди в шкафу. Крот на люстре. Паноптикум. Искусственный телевизор. И пр.

2 января – Бутылка шампанского утром – и к Докучаеву. Триседилы, седуксены, люминалы, чуть водки. Прекрасное освобождение от веселых демонов. Их трогательное прощание.

1981

Сколько душевной отваги, чистых и кротких порывов я в себе истребил? Сколько сжег в себе орлеанских дев, сколько утопил Муму, сколько попридавил дездемон!

А если уж писать, то что-нибудь понетленнее.

Реляции русского народа на взвинчивание цен 15 сентября. До этого повышения говорили о водяре:

Будет 6 и будет 8 —

Все равно мы пить не бросим.

Теперь, после 15-го:

Будет 10 или больше —

Тогда будет все как в Польше.

Если будет 25 —

Зимний будем брать опять.

Анамнез, говорят медики. Восстановить эти последние дни, то есть первые октябрьские.

1 октября – Ни одного воспоминания, скорее, продолжение забытья после покачиваний и гуляний 30 сентября.

2 октября – Единственное в памяти – Г. Нос. приносит «Гратиешты». Я говорю: «Это же дорого» и пр. Вечернее отсутствие Г. Нос, ее вызов (40-рублевый) машины с врачом Евгением и санитарами, укол и пр. – это все вне памяти. Итак, единственно: Гратиешты.

3 октября – Даже неизвестно, пил в этот день или не пил вовсе. Воспоминаний ни одного. Становится известно, что был долгий визит врача Льва кучера с Марком Фрейдкиным. Пил из ампул пирацетам, просил вина.

4 октября – Продолжение забытья. Впоследствии обнаруживается: долгие совещания Г. Нос. с Грабарями и их знакомым врачом Мих. Мазурским. Приезд «скорой помощи» и увоз. Ничего не остается в памяти, кроме самой даты увоза – 4 октября.

4 октября и в полуснах 5 октября – выглядит так:

4 октября привезен – малый домик и предварительное заточение в нем – четверо сменяющих друг друга врачей – обсуждают реп. – с ними расхлябанный тип.

5 октября – связан и гол – и скорей бы конец, лишь отвратительные уколы – и «успеть бы опохмелиться» в соседней комнате, там пришли подземным ходом Тих., Авд., Арх., зовут, шумят, гремят посудой – наконец-то выписываюсь, но безо всего – они представляют Героя Советского Союза – говорю «Болван» или что-то в этом роде – в поддых – больно – почему-то смеются Авд., Тих. и пр. – И как это я вырвался перед ними безо всего? – Все, что осталось от 5 октября.

6 октября – Бред сложней и прихотливей: я побывал дома, на даче у Грабарей и в ночь перед тем с Ю. Р. слетал самолетом на Кольский полуостров, я остался на аэродроме в Апатитах, меня забыли в наглухо забитом самолетном отсеке, не выбраться. Прилетаю в Москву. 〈нрзб.〉 – я разоблачил этого сверхгангстера – целится в меня, уклоняюсь от луча-прожектора – главное, сообщить Ю. Р., что через полчаса они меня убьют, потому что я все о них знаю. И пр. Позвоните. И точно знаю, что на дворе шестое октября.

6 октября – остаются загадкой 4-е и 5-е. А теперь доставлен в новое, основное отделение. Небывшие визиты – Г. Нос. с девятью бутылками пива, не ставят в холодильник. Небывший визит Ю. Р. – она говорит 〈нрзб.〉 Вот здесь мы и разместимся, а этих – в шею. Беседы врачей, в одном из которых признаю Докуч. – но не похож. О книге, о состоянии. Это уже почти 〈нрзб.〉

6 октября – И совершенно явно вечером – вырваться в соседнюю комнату, там банкет по случаю конца сельхозработ с пивом. Звон посуды и гомон. Вырваться относительно малой нужды, уже плевать на банкет. Молю развязать, выпутываюсь долго и с болью. «Но не могу же я так…» Выталкивают. – Это самое запоминающееся – возвращение. «Ведь вот это никогда я им не прощу».

6 октября – К ночи. Рассматриваю зарешеченное окно. Я – в своем доме, но в каком-то его боковом приделе. Снова умоляю развязать, чтоб сбегать позвонить из соседнего подъезда. «Это же совсем рядом».

Во всяком случае, дежурящие врачи с 7 октября не незнакомы и гадкие. И то, что получше. С раннего утра 7 октября понимаю.

Запомнить: врач покровительствующий Михаил Борисович Засурский.

На моей койке в 1-й особой палате 1-го отделения отдал концы отец Гагарина.

«Гриша, ку-ку!» Гришка – Митюха с указами.

Гена Козлов, зять маршала Хрулева: «Есть же все-таки на свете и святые люди: Венечка Ерофеев, Мао Цзэдун…»

Его же формула предельного скепсиса: «Все говно. Кроме мочи».

Ночь на 9 октября. Смерть соседки у окна в палате